Чувства озябли, и слог продрог,
на выразимом лежит печать.
Город, заснежен и многоног,
мёрзнет, торопится добежать
до безопасных уютных нор —
чувствует, видимо, взгляд в упор.
От постиженья других устав,
я утверждаю иной устав
(не исключая игры ума,
как неизбежного корня зла).
Впрочем, во что бы не облекла,
всё без остатка пожрёт зима.
Вот он каков, черновой конспект:
если от света родится ложь —
значит, у света нечистый спектр,
значит, сам свет изначально тьма?
Господи, с кем ещё сопряжёшь,
прежде чем станет понятно мне,
что я Тобою пишусь вчерне,
что из ниспосланных мне щедрот
лишь на любовь ненасытный рот
сроду не стоило разевать,
как на сосок, что украла мать?
Я постигаю за пядью пядь:
лбом, не имеющим и пяти,
можно пробиться из тупика —
чтобы чуть позже соорудить
новый.
С уступчивостью катка
жизнь, перевал некрутой пройдя,
с горки уже набирает темп,
и основной из насущных тем
стало "сторожко, не очертя",
стало "подумай — потом отрежь".
Только вот нужно — "зачем живёшь?"
Если в ответе зияет брешь,
верно, мой свет — изначально ложь?
(с)